Для промышленной эксплуатации  место­рождения Коунрад, необходимо было произвести его  всестороннюю разведку. А это значит изучить его геологию, оконтурить и определить форму рудного тела , установить его параметры, сделать расчеты запасов меди и прочих сопутствующих металлов,  выявить источники  воды, местных строительных материалов, составить топографическую карту района месторождения и  пр.

С этой целью Геологический комитет СССР было принято решение в 1929 года отправить из Ленинграда крупную комплексную экспедицию под руководством М. П. Руса­кова и Н. И. Наковника. С ранней весны началась подготовка  этой экспедиции. Вместе с краеведом Юрием Григорьевичем Поповым мне в сентябре 1968 во время командировки в Ленинграде, посчастливилось познакомиться  с одним из  ведущих участников этой  Коунрадский экспедиции доктором геолого-минералогических наук  Николаем Ивановичем Наковником, который рассказал о том  теперь легендарном времени: «Разведка  Коунрада   была очень трудной, Многие не выдерживали, уходили. Первой раз­ведкой Коунрада руководили -  М. П. Русаков — начальник Коунрадской партии; я — заместитель начальника; К. А. Добронравов — руководитель буро­вого отряда; Р. Э. Бруновский - руководитель топо­графических работ; Малых — заведующий хозяйствен­ной частью, собственно, магазином; А. В. Королев — старший буровой мастер. М. М. Юдичев по заданию Русакова выполнял в Голодной степи геологическую съемку. М. С. Лизунов и И. С. Гапанович состояли при мне в качестве коллекторов и были мои­ми активными помощниками.

Разведка Коунрада  была самой крупной операцией из всех разведок Геолкома в 1929 году. Подготовка к ней протекала почти со дня открытия и до июля 1929 года и  потребовала от нас больших усилий. В Павлодаре, конечном железнодорожном пункте, было дополнительно закуплено большое количество строительных материалов, около двух десятков тонн неф­тепродуктов, заготовлен фураж. От железной дороги до Коунрада -  800 километров пути гужевым транспортом. Прибывшие грузы на 200 подводах были  направлены в Каркаралинск, где находилась перевалочная база экспедиции. Так было переброшено более трехсот тонн различных грузов. В Каркаралинске тем временем лесорубы валили лес, шла заготовка продоволь­ствия на весь рабочий сезон.  Энергично шла под­готовка к последнему, наиболее трудному участку пути — на Коун­рад. А это более 200 километров верблюжьих троп  и полного  бездорожья. Экспедиция нанимала рабочих. А эта задача  тоже была не из простых, мало кто соглашался ехать работать в пусты­ню Прибалхашья. Пришлось набирать тех, кто соглашался, а это, как правило, неквалифицированный люд.

От Каркаралинска  обоз составлял уже  400 подвод. Добавились лесоматериалы,  фураж, горючее и продовольствие. Тащили даже из Омска  мотобот.   Организация гужевой переброски такого количества грузов, разведка и обеспечения экспедиции  водой, продовольствием, лесоматериалами, а также строительство временного поселка – все это  полностью  легло на меня, заместителя начальника экспедиции Русакова.

Помню,    как   на старом разбитом черном Форде с неутомимым шофером эстонцем Тэнзо мы  пробирались   по пустыне по следам первого  обоза на Коунрад. На двадцатом километре за Бектауата следы перегородила приподнятая    жердь с аншлагом из фанеры. На аншлаге чернели  кресты и настораживающая надпись: "Земляки!  Дальше ни воды, ни травы! Воротитесь!  Иначе пропадете вместе со скотиной". За фанерой виднелись груды брошенного горбыля, жерди и бревна. Судя по всему  люди, напуганные  безводной пустыней,  спасая животы, вернулись назад.

В  Коунрад мы приехали 11-го июня. Я был на американском стареньком "Форде",  единственной машиной на тысячу верст в окрест.  На краю зеленорудного поля в окружении высоких сопок я увидел наш лагерь из десяти палаток и двух шатров.  Здесь же неподалеку трудились топографы из отряда Бруновского, копошились буровые мастера.  Нас  радостно приветствовал завхоз и старый степной волк - горный десятник Парфенов. Когда  мой старый фыркающий "Форд"  увидели местные аборигены, всадники в   сыромятно-кожаных одеждах на  живописных    рослых верблюдах,   то они в страхе кинулись от "шайтан - машины" в ближайшее ущелье. Эти кочевники приехали за десятки километров из Прибалхашья, чтобы поглядеть на невиданное зрелище – машину,  палатки,  «индженеров» – «урусов».  Нам  пришлось привлекать, нанимать  этих людей рыть канавы, бить шурфы,  возить воду, различные грузы, выполнять подсобные работы. Ведь  ни в Павлодаре, ни в Баян-Ауле, ни в Каркаралинске не было  охотников отправиться,  как они говорили "на край света" и  хлебать худую прибалхашскую  воду. Большие трудности сложились в обеспечении работников экспедиции  водой, в которой нуждались буровые станки,  строительные объекты,  сотни людей, лошадей, верблюдов, Из  источников воды найден был единственный в пяти километрах -  "Восточные колодцы", весьма  малодебитный, к тому  с худой водой. Среди членов экспедиции начались желудочные заболевания, которым способствовала нестерпимая  летняя жара.

Еще большие трудности возникли со строительством. Расче­ты не саманы не оправдались. Кирпичи получались непрочными -  трескались и рассыпались в руках. К тому же поблизости не было воды.  Решили перейти на дикий камень и цементировать его той же солончаковой почвой.

Стены домов возводили каркаралинцы,  работу выполняли  добросовестно и мастерски. Эти  казармы и прочие постройки использовались многие годы. Первые бревна пришлось везти на верблюдах  волоком за 150 километров  с Кызыл-Эспе. Но самым распространенным  жильем на Коунраде стали землянки, с единственным окон­цем  в  потолке.

Сразу приступили к разведочным работам,  к сооружению вышек и сбор­ке двух буровых установок Ижорского завода. Недостаток воды сдерживал и буровые работы. За смену верблюжья упряжка успевала привезти две бочки воды, тогда как буровой станок нуждался в семи.

И надо было  обладать твердой волей, талантом руководителя, чтобы преодолеть все организационные и природные препятствия, чтобы в  пустынных условиях Прибалхашья за три месяца выполнить запланированный объем разведочных работ, до первых морозов разместить людей на зимовку. И члены  экспедиция Русакова  успешно выполнили поставленные перед ней задачами на 1928 год. У него был энергичный помощник Николай Иванович Наковник, а также преданные делу мастера и рабочие.

Н.И.Наковник в очерке «Рождение Коунрада» вспоминал радость и восторг М. П. Русакова.

«Можно сказать  с уверенностью,- восклицал   Михаил   Петрович, - что  открытые    в Прибалхашье медно-порфировые    месторождения    имеют масштаб до сего времени невиданный,    приближаю­щийся к американскому масштабу этого  типа      месторождений. Что против  них колчеданные месторождения Урала, хранящие главные запасы меди нашего отечества! Представляете     себе, что станет с пустынным Прибалхашьем, если  Конур-Ат кажется вторым Санта-Рита?»  (Санта-Рита — одно из крупнейших медных месторождений США — В.Н.).

Михаил Петрович говорил и говорил, куря одну па­пиросу за другой, и роняя пепел себе на куртку. Он был таким эффектным, каким я не видел его раньше. Чуть запрокинутая большая голова со светло-русыми волоса­ми под волнистый ежик, широкое, энергичное и, скорее, обветренное, чем загорелое лицо с блестящими глазами и короткие, но пышные усы, гармонично сочетавшиеся с темно-коричневой рубахой и голубой брезентовой спе­цовкой над черными штанами в коротких сапогах. От­кинутая же наотмашь правая рука с дымящей папиро­сой придавала молодецкую законченность богатырской фигуре говорившего, и в тот памятный ве­чер она казалась мне олицетворением наиэнергичнейшего и наипрактичнейшего геолога-раз­ведчика, каким он по существу и был...

Я помню, как мы однажды стояли у зелено-изумрудных вод Тениза. За нами поднимался серый пик меднопорфирового отечественного первенца,  на котором полным ходом шла разведка и размечтавшийся Русаков  рисовал мне увлекательную перс­пективу грандиозной дамбы,  секущей пополам озеро, по которой покатят поезда из Сибири к югу Казахстана - дамбы,  которая опреснит западный конец озера и подсолонит восточную и без того соленую».

«Русаков для выполнения других важных заданий,  нередко был вынужден покидать Коунрад - вспоминал Николай Иванович Наковник, - и мне,  как первому лицу на Коунраде после Русакова, приходилось круто.  Надо было входить во всё,  реагировать на все и отвечать за все. Приходилось быть не только геологом и топографом,  но и электротехником,  врачом, ветеринаром,  строителем,  бочаром,  пильщиком и кем только я не был!  Пригодился опыт полукрестьянской    жизни в семье отца, служба в кавалерии в старой армии, и пятилетний опыт в экспедициях по Казахстану. К концу октября успели построить не­сколько землянок, барак, кухню, баню,  механическую мастерскую,  склад, конный двор и другие хозяйственные сооружения. Добавлю: появились еще столбы с фарфоровыми изоляторами и гудящими проводами и горело электричество.

Заканчивая воспоминания о Коунраде,  скажу,  что когда   были заминки с мясным довольствием,  то мы охотились на кабанов, которые тогда бродили в камышах по берегу целыми стадами. Охо­тились верхами с трехлинейными винтовками,  добычу тащили на телегах, а потом коптили баялычем, и хотя мясо было жестким,  но что поделать – ели».

Мне, автору данной статьи, вместе с краеведом Ю.Г.Поповым также  довелось встретиться и беседовать с одним из участников экспедиции 1929 года Михаилом Савельевичем Лизуновым на его квар­тире по улице Тимирязева в Алма-Ате. В тот год ему исполнилось шестьдесят два года, но время мало изменило ветерана геологии Казахстана.  Он, как и прежде, был  подтянут, уверенный в себе, неторопливо  рассказывал, показывал фото­графии тех лет.

За его спиной было сорок лет работы в геологоразведке, тысячи пройденных километров по Казахстану, Киргизии, Узбекистану, Туркмении, Дальнему Востоку.

—Какие же годы больше всего запомни­лись, Михаил Савельевич? – интересовались мы.

« Конечно, самый пер­вый  1929 го­д.- ответил наш собеседник. -  Тогда вместе со своим другом И. С. Гапановичем я закончил четыре курса Ленин­градского горного института.  Мне оставался один курс до окончания Ленинградского горного института. Предстояла летняя практика. Тогда нас и пригласил М. П. Русаков поехать на Коунрад. Мы согласились, но не помню по какой причине в деканате нас не отпуска­ли на Балхаш. Но Русаков нас уже знал и ценил по  работе в Семизбугинской партии. Вот он и выдвинул лозунг;

-                 Даешь Лизунова и Гапановича!  И  Русаков добился своего.  Нас «распреде­лили» на Балхаш, кстати, ехать туда соглашались лишь немногие. А мы ехали не за заработком, а  больше за романтикой».

И далее   Михаил Савельевич рассказал, как долго добирались по железной дороге. В Петропавловске в ожидании сидели трое суток. Из-за крайней бедности, голода развелось много жулья.  Власти производили чистку. От ближайшей желез­ной дороги Балхаш был удален на 700 километ­ров. Сотни из них  -  безлюдные места Северного При­балхашья. Вот на этом бездорожье и наверстывали упущенное на железной дороге время. С неверо­ятным трудом до­ставлялось необходимое оборудование. Пылящие гужевые обозы везли из Павлодара и  Каркаралинска  комплекты бурового оборудова­ния, лес, фураж, нефтепродукты. С непривычки от езды на верблюдах укачи­вало. Вспомнил он замечательных  буровых мастеров –  прораба по буровым работам К.А. Добронравова, старшего мастера  Алексея Васильевича Королева, хорошо знавшего алмазное бурение, Он ремонтировал станки,  чеканил буровые коронки. Энтузиазм и напористость первых разведчиков Балхаша были поразительны. Мы преодолели все трудности, которых было немало. Большую помощь оказывали  казахи. Они приезжали, ставили юрты. Работали канавщиками, шурфовщиками».

Итоги работы геологоразведчиков в 1929 году были следующие.

В масштабе 1:25000 заснято все урочище Коунрад. В масштабе 1:2000 закартирована пло­щадь главных рудоносных участков. Произведена на топографической основе детально-геологическая съемка урочища Коунрад и получена первая кар­тина геологического строения рудоносных участков. Пробурено девять скважин. Уточненные запасы выдвинули Коунрад на  первое место среди медных месторождений Советского Союза.

Глубокой   осенью   часть   лю­дей   из  экспедиции    Русакова   поки­нула   Коунрад,  что­бы   на  следующий   год  сюда вернуться  снова  и продолжить  разведку     медной  кладовой.

Наступившие холода предельно осложнили геологоразведочные  работы. О суровой зиме 1929—1930 года М. П. Русаков писал, что это «первые кошмарные страницы будущей истории Прибалхашского медеплавильного комбината». В убогих, холодных, плохо отапливаемых бараках и землянках оставшиеся труженики перенесли и  многодневные бураны, и лютые морозы с ветрами. Они оказались в  полной изоляции от внешнего мира.  К тому же не хватало продовольствия.  Началась цинга. Но  работы  не  прекращалась.