Охотник за камнями. Геолог Н.И. Наковник.

О докторе геолого-минералогических наук, профессоре Николае Ивановиче Наковнике, первооткрывателе ряда месторождений полезных ископаемых в Центральном Казахстане, можно  было написать повесть, роман, снять документальный и даже увлекательный художественный  фильм.  Настолько многогранна его личность, интересна его  жизнь, которая всегда  была озарена романтикой путешествий, творческого поиска. Он - участник первой мировой войны, надсмотрщик телеграфа.

О том, как он впервые попал в Центральный Казахстан, расположенный за четыре тысячи километров от города на Неве – Петрограда Николай  Иванович рассказал в очерке «Экспедиция в верховья Сарысу» из автобиографической книги «Охотники за кам­нями»: « Это была одна из первых геологических экспедиций, направленных молодой совет­ской властью в Центральный Казахстан — «Киргизскую степь», как тогда говорили, где до "революции и еще при Кол­чаке действовали горные предприятия ан­глийских концессионеров, выросшие на бо­гатых рудах, дешевом местном топливе и труде казахской  бедноты.

Я попал в нее благодаря счастливому сте­чению обстоятельств, потому что в начале нэпа трудно было получить работу; к тому же я был студентом Географического инсти­тута, а не геологического вуза, заканчивал первый курс и только лишь прошел основы географии, геодезии и общей геологии, да сдал  практикум  но   глазомерной съемке.

Начальника экспедиции, когда я пришел наниматься на работу, подкупили не столько мои успехи в географи­ческих науках, сколько моя выправка и автобиография, в которой значилось, что я служил радистом в кавалерий­ской рации. Узнав, что я на практике знаком с уходом за лошадьми, начальник — молодой флегматичный инже­нер-геолог — предложил мне должность рабочего при  конях, намекнув, что, поскольку я географ, постольку буду и топографом, и фотографом, и коллектором, и «вообще всем  тем,   чего   потребуют  интересы  экспедиции».

— Придется поручить вам, — добавил он, — и само­стоятельные маршруты и обязанности доверенного лица в мое отсутствие по делам разведки. Предстоит огромная работа, а средств на нее отпустили так мало, что я не могу оплачивать коллектора. Это продолжение моих геологи­ческих исследований на юге Киргизской складчатой страны, не законченных в 1921 г, из-за басмачества в верховьях Сарысу.

Несмотря на предложенные мне по должности рабочего 30 рублей в месяц, я вышел от инженера с большим подъ­емом, потому что 30 рублей — не 6 рублей студенческой стипендии, а главное — экспедиция в неизведанные земли, о которых я мечтал в детстве и которые представлял то девственными прериями Майн-Рида, то дикими пустынями Свен-Гедина. Орлы, тарантулы, мустанги, руины мертвых городов в песках, заброшенные серебряные копи, золотые жилы и, наконец, чем черт не шутит, — стычки с басма­чами! Так рисовалась мне Киргизская степь за парал­лелью законсервированного Успенского рудника, огра­ничивавшей с севера район исследований, порученный Геологическим комитетом моему начальнику, — район, переходивший к югу в полупустыню Северо-Западного Прибалхашья, за которой простиралась Голодная степь — пустыня Бет-Пак-Дала.

Экспедиции поручено было пройти по следам концес­сий, осмотреть архивы с документами, если таковые со­хранились, разведать медно-серебросвинцовую залежь на речке Кайракты, вскрытую английскими геологами, и обследовать или, как выразился инженер, «заснять» территорию района, примыкавшую к 48-й пустынной параллели — территорию четырех двухверстных топо­графических планшетов площадью в 5000 квадратных верст».

К этой пространной цитате необходимо добавить, что географический институт, где учился Н.И.Наковник, в последующие годы стал географическим факультетом Ленинградского университета. А начальником первой экспедиции был старейший геолог, первоисследователь недр Центрального Казахстана, а в последующих известный геолог Михаил Петрович Русаков. Уже в первой своей экспедиции Николай  Наковник в полной мере сполна хлебнул романтики геологической экспедиции тех трудных лет. Стройный,  молодой, в военной экипировке – гимнастерке,  галифе, красногвардейской шинели с буденовкой на голове, солдатских ботинках – таким «комиссаром»  он предстал перед жителями Баян-Аула и Каркаралинска, перед казахами в малахаях, кочующими по степям Сары-Арки. Время было тревожное, и участники экспедиции были вооружены наганом, гладкоствольным ружьем и охотничьим карабином. Он сразу всей душой полюбил неоглядную холмистую степь. «Передо мной открылась степь, которая подавляла своим простором и безмолвием. Я глядел  на неё широкими открытыми глазами и думал, какой тесный душный мир остался позади».

Но наряду с вечно прекрасной природой, синими шапками Баянаульских  и Каркаралинских гор, ковыльными степями, редкими родниками и степными речушками, Николай Наковник увидел ржавеющий, гибнущий  Спасский медеплавильный завод,  стены, останки сгоревшей обо­гатительной фабрики не реке Сарысу, две черные трубы шахт, обшарпанную саманную казарму, да горы добытой руды Успенского рудника. Одним словом, полный распад промышленности в обширном крае, где теперь процветала лишь барымта.  Узун-кулак ( длинное ухо ) разнес весть, что по степи едут «индженеры», которые будут строить завод. Геологи изучали  горные породы, «горячие порфиры»,  отбирали образцы,   делали рекогносцировочную съёмку. К ним приезжали казахи, привозили подарки – кумыс, айран, овечий сыр, а геологи делились скромными запасами чая, сахара, хлеба, а сами ели мучную затируху с сушеной воблой. Как минуты счастья Николай Наковник  вспоминал  встречу с царственным круторогим архаром. Возвращались худые, оборванные, обтрепанные, но зато с чувством глубокого удовлетворения и коробом, полным образцов  горных пород. Ломались оси на повозках, досталось  коням, на которых ссадины кровоточили и гноились. Но мужественные геологи все выдержали. Все их мысли и дела были направлены на достижение поставленной цели.  Остались позади  более четырех месяцев напряженной работы, тысячи километров странствий по горам и долам Сары – Арки.

Вслед за  первой поездкой последовали следующие экспедиции под руководством Михаила  Петровича Русакова. И в 1926 году Русаков продолжил исследования вторичных кварцитов Центрального Казахстана. Предстояло произвести геологическую разведку на площади свыше ста квадратных километров.  Главным объектом исследований был кварцитовый мас­сив Семиз-Бугы, на котором  по слухам уже побывали английские геологи. Что они там искали и что нашли, никто не знал. На этот раз в состав геологической партии входили буровики. Экспедиция была оснащена буровыми установками из Бра­зилии с алмазными коронками. Начальником буровой группы был назначен опытный геолог Ваганов.  В распоряжение геологической партии был передан американский легковой автомобиль "форд". На экспедицию возлагались большие надежды.  Об этой экспедиции Н.И.Наковник  написал очерк «Жемчужина Казахстана», вошедший  в книгу «Охотники за камнями».

Семиз-Бугинская партия сформировалась к концу ап­реля, оставалось только нанять на месте рабочих. Вага­нов с «алмазнобуровым» отрядом — «сердцем» партии — выехал через Павлодар в начале апреля, а мы — геологи­ческая часть — «мозг» партии, как говорил Русаков, вы­ехали в начале мая через Семипалатинск. С нами отпра­вились в качестве младших коллекторов мои друзья — однокурсники по факультету — студенты Новиков и По­стоев,  а топографами — Бруновский и Узембло.

Мы подъехали к месту работ с юго-востока — с до­лины речки Ащесу. Перед нами поднимался острый конус Малого Семиз-Бугу, а дальше и правее распласталась каменная масса Большого Семиз-Бугу, походившая на огромного припавшего к земле жирного быка. Отсюда и название горы — Семиз-Бугу. «Семиз» по-казахски — жир­ный, а «бугу» — марал.

Место для заложения буровой скважины определил сам Русаков. Он наметил ее примерно там, где бурили англичане в 1917—1918 гг.: в середине большого крас­ного поля заохренных железистых кварцитов. Но как ни старались мы — геологи и разведчики — найти следы прежних буровых работ, труды оказались безуспешными. Буровые работы английских геологов остались навсегда загадкой.

Десятого июня геологический отряд приступил к мед­ной съемке. Топографы с Андрюшкой разбивали нивели­ром сеть точек, по которым коллекторы брали через каждые 100 метров образцы кварцитов. Потом мы расти­рали их в порошок, смачивали соляной кислотой и пропу­скали через пламя бензиновой горелки. Если получа­лась зеленая или сине-голубая вспышка — есть медь, не получалась — нет. Результаты этой крайне однообраз­ной работы оказались совсем плачевными: нигде на поверх­ности массива мы не обнаружили меди, за исключением двух-трех точек, показавших сомнительные вспышки. Двадцатого июня Ваганов забурил скважину, и алмаз­ная коронка врезалась в кварцит.  Бурение шло с авариями и задержками. Алмазы раскрашивались, трубы зажимались, и вода вдруг уходила куда-то в трещины. Расход воды, которую с озера  подвозил Ашим в бочке, резко возрос. К работе бурового станка было привлечено внимание всех. Все жили ожиданием. Шли дни, но долгожданной медной руды не было. Но вот однажды примчался в лагерь рабочий с восторженным криком: «Руда, руда!».

Русаков и Ваганов помчались к скважине, но вскоре вернулись смущенные и объявили, что вскрыта не руда, а вкрапленность серного колчедана — блестящего светло-желтого пирита. Когда подвергли керн пламенному ана­лизу, меди не оказалось. С этого дня ребята потеряли интерес к медной съемке. Проходило безрезультатное лето. Настроение у всех упало. Михаил Петрович Русаков все чаще заговаривал о  переезде на другой объект разведки, о том, что ему необходимо проехать  южным маршрутом, и что тем временем нужно «подбирать хвосты» — кончать съемку, добуривать скважину и пр. Уез­жая на три дня,  он сказал, что если за это время медная руда не будет обнаружена, то разведочные рабо­ты будут  прекращены.

Русаков уехал, а я решил обследовать живописный необсле­дованный Большой Семиз-Бугу. И на следующий день я пошел на съемку ранним утром, положив в рюкзак сахару и хлеба, чтобы уже до самого вечера не возвращаться в лагерь, до которого надо было шагать 5 километров. Уже перед самым выходом в ши­рокую долину, за которой поднималась тяжелая масса Большого Семиз-Бугу, встретил Ашима, ведущего за собой бычков к лагерю.

— На работу пойдешь, Микилай Ваныч? — крикнул
Ашим.

— На работу...

— Камень искайт?

— Камень...

— Смотри,   паджалуста,   ищи   хороший,   плохой   не надо! Завод надо! Ай,   завод надо... — качал  головой Ашим.

Когда я пересек долину и подходил к горе, минуя ро­щицу низенького березняка, вдруг ощутил странную зно­бящую неловкость. Повернувшись вправо, увидел на краю березняка, шагах в ста от себя, четырех крупных рыжева­тых волков — двух поближе, а двух на самой опушке. Первые сидели, а вторые стояли, и все четверо глядели на меня.

Ощупав большой финский нож у пояса, я сжал рукоятку тяжелого молотка. «Какая же это примета волки?» — подумал я, и припомнились гадюки под палат­ками. Я продолжал шагать, поглядывая назад. Вскоре вся четверка снялась с места и покатила наискосок, к восточному подножию Малого Семиз-Бугу,

Я с увлечением принялся за работу и часам к двум дня два раза пересек южный конец массива. День вы­дался очень жаркий. Захотелось пить, да и пора было передохнуть. Спустился к родничку, который заметил вчера с вершины. Сбросив с плеча рюкзак с камнями и распластавшись на краю прозрачного водоема, стал жадно пить. На дне бил маленький ключ, ритмично поды­мавший и опускавший столбик мелкого песка.

Однако, что это за синие и голубые камушки на дне? Запустив руку в водоем, я вытащил красивый голубой камень, величиной с кулак. Взвесил на руке — тяжело­ват. Ударил молотком — не разбился. Посмотрел вокруг и увидел такие же, как и в родничке, камни, но побольше и погрязнее — не обмытые. Взял один синий, от него удалось отбить кусочек. Посмотрел па свежий излом — заблестели грани синих зернышек, царапнул по сталь­ному молотку обломком — сильно режет, разбил еще один — те же результаты. Что за странный камень? А может быть, руда? Но откуда она взялась? Конечно, сверху — кто бы стал таскать ее в родник!

Я поднялся, сделал несколько шагов вверх и заметил такие же камни синего цвета, но еще большего размера. Пошел дальше, и вот передо мной на пологом склоне про­тянулась вверх гряда скученных огромных ребристых камней, терявшихся где-то перед крутым подъемом склона. Они оказались теми же камнями, но с различными оттен­ками основного синего цвета и с разной крупностью зерна. Я проследил гряду более чем на триста метров вверх, пробуя молотком едва ли не каждый камень. Некоторые глыбы были по два метра в поперечнике… »

С тяжелой ношей Николай Наковник вернулся в лагерь. Все геологи партии стали рассматривать образцы, пытаясь понять, что же это за минерал. Использовали справочник по минера­логии. Но так и не смогли раскрыть  тайну синих  камней.

Через три дня вернулся Русаков. Наковник тут же показал ему найденные камни. Тот внимательно их рассмотрел  в лупу, проверил их твердость на стекле, на куске стали и кварце.

Это   же   корунд! — воскликнул Русаков— Самый твердый после алмаза камень! И много его там?

— Много, — радостно ответил Наковник, — весь склон горы!

— Тогда поздравляю вас с открытием интересного, а может быть, и крупного корундового месторождения.

Русаков сказал, что месторождений корунда в Совет­ском Союзе мало и они небольшие. Корунд для промышленности преимущественно покупается за границей.

Русаков распорядился немедленно ехать на Большой Семиз-Бугу. Геологи вооружились кайлами, молотками, прихватили фотоаппарат и на «штабной» повозке от­правились на новое месторождение. Русаков и его коллеги были поражены размерами отдельных глыб минерала, и в особенности величиной корундовой россыпи, которая тянулась по склону более чем на  километр, и имела ширину около полукилометра. Русаков, любуясь грядой  из синих монолитов,  был явно доволен находкой.

— Удивляет не только бо­гатство корундовой руды и всего месторождения,  — задумчиво сказал Михаил Петрович, — но и сам факт присутствия ко­рунда в кварцитовых породах, в которых, по всем постулатам геологической науки, ей быть не полагалось. Откуда взялась эта огромная масса глинозема, кристаллизовалась здесь, среди квар­цитов? Открытие корунда в Семиз-Бугы стало неожиданностью для геологической  на­уки».

Реакция на  эту находку среди светил геологии была восторженной. Осенью того же года на одном из совещаний в Академии наук по докладу Русакова  выступил   крупнейший знаток  минералов академик Александр Евгеньевич Ферсман. Тот восхищенно сказал:  «Посмотрите на этот прекрасный синий камень!  Где   вы   видели   что-нибудь подобное   и   притом  в родстве с кварцитом? Не на Урале ли, или в Канаде, Индии и Южной Африке, где мы знаем низкопроцентный корунд в изверженных породах? Или, может быть, на греческих островах, где низкосортный корунд в изве­стняках? Нет, положительно Семиз-Бугинское месторож­дение произвел сенсацию в минералогической науке. Поистине — это жемчужина Казахстана! Синяя гора Семиз-Бугу притянула к себе своими богатствами. Корунд Семиз-Бугу оказался высочайшего качества. Уже летом следующего года к подножию горы Семиз-Бугы приехали эксплуатационники, степь огласилась первыми взрывами. Отсюда по степным дорогам к Павлодару  потянулись обозы, запряженные лошадьми, верблюдами,  волами. И в каждой повозке груды синего камня – корунда. Жители окрестных сел и аулов хотели заработать на перевозке корунда. А в Павлодаре камни корунда грузили в вагоны и отправ­ляли на Урал,  на станкостроительные заводы города Кыштыма, что в Челябинской области, и дальше за рубеж. Здесь за несколько лет был создан рудник, Руду  здесь добывали дешевым открытым способом. Вырос рабочий поселок. Геологи доказали, что месторождение Семиз-Бугы является самым крупным на земном шаре.

В 1931 году была сдана в эксплуатацию железная доро­га Акмолинск - Ка­раганда, которая  значительно снизила рас­стояние по доставке семиз-бугинского корунда к месту его пере­работки. Но до станции Нуринск корунд еще три года доставляли гужевым транспортом.

Корунд Семиз-Бугы,  работая  на оборонную промышлен­ность,  сыграл весомую роль  в годы Великой Отечественной войны. За более чем тридцать лет работы рудника было добыто свыше 200 тысяч тонн корундовой руды. Абразивные порошки из корунда Семиз-Бугы заменили дорогостоящие природные ал­мазы, широко использовались для полировки стальных деталей в машиностроении. Месторождения корунда также были обнаружены и в полста километров от Семиз-Бугу,  в районе Шешень-горы. В 1977 году после освоения промышленного производства искусственных алмазов, рудник Семиз-Бугу, прекратил свое существование. Оставшиеся запасы дорабатывали малыми предприятиями. Здесь предусматривали также разработку андалузита для использования в производстве ог­неупорных и кислотоупорных материа­лов, и алунита - для получения квас­цов, глиноземов и калиевых солей.

В 1929 году Н.И.Наковник принял самое активное участие в разведке Коунрадского месторождения медных руд. Об этом он рассказывал при встрече: «Мне,  как первому лицу после Русакова на Коунраде, приходилось нелегко. Русакову, как эксперту,  приходилось разъезжать по различным открытым месторождениям Казахстана. И вся нагрузка легла на меня.  Надо было входить во всё,  реагировать на всё и отвечать за всё. Приходилось быть не только геологом и топографом,  но и электротехником,  врачом, ветеринаром,  строителем,  бочаром, пильщиком. Кем я только не был!  Пригодился опыт полукрестьянской    жизни в семье отца,  служба в кавалерийской рации в старой армии, а также и  пятилетний опыт в экспедициях по Казахстану.

Летом 1930 года по желто-серой пустыне северо-восточно­го Прибалхашья двигался не­большой экспедиционный отряд геологов. Трудным, безводный маршрут лежал к таинственным Саякским сопкам, где, по слу­хам, находилась древние мед­ные копи — «Кень-Казган». Интерес к таинственному Саяку подогревался легендами о древних медных копей, которые рассказали геологам местные кочевники. Рассказывали, что медные копи здесь настолько глубокие что, даже связав арканы со всего аула, казахи не смогли достать дна, что там, в глубине лежит золотое  китайское божество, и его караулит многоголовый змей, кото­рый выползает только ночью.  Когда по нему стреляют, то пули звеня отскакивают… Название Саяк было впервые отмечено на эскизной карте А.А.Аносова — первого геолога, пересек­шего западную часть прибалхашской пустыни в 1912 году. Но в его дневнике ничего не говорилось ни о Саякских сопках, ни и каких-либо медных копях у Балхаша. А местные старожилы уверяли, что копи хранят золотой клад, спрятанный разбойниками после ограбления буддийского монастыря в горах Джунгарского Алатау. Н.И.Наковник знал, что в Прибалхашье в девятнадцатом веке побывали казачий сот­ник Асанов, натура­лист А. И. Шренк,  экспедиция военных топографов,  геоботаник С. И. Коржинский. Но ни один из них не посетил безводное и пустынное уро­чище Саяк. Одним словом, на географических картах Казахстана, не говоря уже о  геологических, Саякский район оставался белым пятном. И вот теперь Н. И. Наковнику, который первый раз возглавлял геологическую партию, предстояло разыскать этот неуло­вимый, как мираж в пустыне, древний рудник Саяк. Но основным заданием отряду Наковника было исследование кварцитовых массивов с поисками меди и корунда, а также геологическая съёмка по пути движения. Геологам предстояло нанести на карту пустынные элементы: родники, колодцы, вершины гор, сопок, примерно рельеф местности. Обрадовало, что геологов сопровождают хорошие проводники-казахи Сарчолак Едигеев и Сейкумбай Торубаев. Сейкумбай сразу вдохновил геологов, сообщив, что бывал на калмацком кень-казгане, и что медной руды там много. «Если на верблюде, то за полдня, пожалуй, не объедешь, день надо, - сказал Сейкумбай. Одновременно проводники сообщили, что в тамошних местах стало беспокойно, по Прибалхашью бродят шайки степного разбойника Ашкера и Султангазы. Последний съедает за раз годовалого барашка и выпивает четверть кумыса. И хотя у Наковника было оружие, все равно на его душе стало  тревожно, в особенности после первой встречи с вооруженными всадниками.

Последняя ночевка возле родника в окружении зеленой травы, тальника и чия. Поднялись на вершину Котан-Именя, с которой открылась панорама на 100 – 150 километров окрест. А далее была долгая дорога через гребни гор по унылой   равнине  между ними с солонцами или зарослями боялыча, встречи со змеями, тарантулами,  каракуртами, степным пожаром, пересохшими колодцами с дохлыми мышами на дне. И вот после многодневного перехода отряд Наковника вышел к гряде сопок. Сейкумбай остановился и крикнул:

—Саяк! Саяк!..

Вот он, наконец, долгожданный  Саяк!.. Все  подбодрились, и зашагали быстрее. Глядя на закат,  подошли к роднику и полуразрушен­ной могиле у кустов чия. А где же Кень-Казган?! — спрашивали проводника. «Здесь, рядом... Завтра покажу, - ответил Сейкумбай,
На следующий день геологи в сопровождении проводника двинулись вниз по логу. Проехав с километр, повернули на   запад,   за   выступ   сопки.   Сейкумбай   остановился.

—Вот, калмацкий Кень-Казган, — сказал он. указал он на чуть приподнятый восточный борт  лога, —а  ты не верил.

И геологи увидели цепь серых бугорков, в которых обнаружили черный, синий и зеленый щебень,  а также мелкие  ямы, былые разносы и   карьеры, заплывшие глиной. Перед ними был  древний медный рудник! Геологи восторженно прокричали: «Ура Сейкумбаю!». И соскочив с коней, бросились с молотками к выработкам. Черная щебенка оказалась магнетитовой рудой,  синяя  и зеленая—   медные руды, лазурит и малахит. С восторгом смотрел Николай Наковник на жилки сине-зеленых медных минералов. Саякское месторождение обещало быть крупным! Он произвел глазомерно-топографическую съемку района и сделал предварительную оценку запасов  месторождения.  Последующие геологические исследования показали, что медные жилы Саяка тянутся в глубь земли на сотни мет­ров и в длину на деся­тки километров. Местами руд­ное тело выходит на поверх­ность, что дало  возможность добычу руды производить самым дешевым открытым способом. Спустя годы  Саякское месторождение стало крупной сырьевой базой Балхашского металлургического комбината. К нему  пролегли стальные пути железной магистрали из Балхаша. Ну а какова последующая судьба первопроходца Николая Ивановича Наковника.

В 1934 году он неподалеку от Коунрада открыл боль­шое поле редкометального  ме­сторождения промышленной вольфрамовой руды — Восточ­ный    Коунрад.    Его ведущая    роль, как первоот­крывателя редкометальных руд этой группы, была отмечена в протоколе специального засе­дания комиссии Министерства геологии СССР. В последующее  пятилетие Н. И. Наковник руководил экспедицией Академии наук СССР по ревизии кварцитовых массивов в Центральном Казахстане. И снова группа Н.И.Наковника добились блестя­щих результатов. Были обнару­жены около десятка месторож­дений глиноземного сырья, а также   Акчатауское и Каркаралинское редкометальные оруденения.

С большой благодарностью Николай Иванович Наковник отзывался о своих коллегах по работе, простых людей, в том числе казахах,  которые считали своим долгом помогать геологам – «индженерам». Вспоминал Аубакира  Керуимова из Кента, возившего на своих волах Наковника  и Русакова по Казахстану проводника    и конвоира Баймуханова,  сопровождавшего геологов по вер­ховьям Сарычу, проводников на Саяк -  добродушного богатыря   Сарчолака Едигеева. и старого аксакала Сейкумбая Торубаева, трагически погибших в 1933 году, коллекторов Васю Фролова и Гри­шу Бельденинова из Баян-Аула, погибшего в 1942 году под стенами Ленинграда, караульщика и водовоза в Семиз-Бугу Джапарова Ашима, по­корившего удивительной любознательностью,  старательностью и кротостью. Большую помощь при разведке и освоении Семиз-Бугынского месторождения оказали кузнец Иван из Корнеевки, десятник     Те­рентий Семененко из Чалкар-Куля,  забойщики - Сатчан, Дюсембай Кощегулов, Тайляк  Урумбаев, Тишпек Дабылов и другие,

В своей книге «Охотники за камнями» Николай Иванович Наковник с  большой признательностью написал о молодых геологах, его помощниках, - Ваню Гапановича,  трагически погибшего в 1938 году на Текелийском руднике и терского казака Мишу Лизунова,  много помогавших  на Семиз-Бугу, Коунраде, в организации поисков и разведок  1930-1931 годов. В  своей автобиографической книге  Николай Иванович Наковник с большой теплотой и  благодарностью  рассказал о старом штейгере сербе Блазнаваце, прозванного казахами за длинные усы "Узун-Муртом". С ним он впервые познакомился в урочище Семиз-Бугу. Наковник увидел немолодого человека в  «тройке», и больших киргизских сапогах. У казахов он пользовался непререкаемым авторитетом за безукоризненное знание казахского языка, к тому же умел мастерски заклады­вать за губу насвай и после употребления живописно циркать слюну.  О нем говорили, что он слывет за человека необычайной силы,  высокой мудрости и безупречной честности. Десятник  Терентий  утверждал, что казахи смотрят на Блазнаваца, как на мудрейшего и справедливейшего человека во всей степи, доверяют ему все свои секреты и слушаются, как отца. Степные барымтачи  всегда обходили стороной коней Узун-Мурта. Наковнику рассказали, что однажды на Кояндинской ярмарке в темноте увели пару его гнедых. Когда Блазнавацу сообщили о пропаже, то Гаврила Георгиевич был спокоен и сказал: «Завтра вечером приведут». И крикнул Узун-Мурту: «Вот твои кони, аксакал! Кскач передал, что его джигиты перепутали в потем­ках. Не серчай!».

Потребность в открытом корунде была высокой, и было решено его вывозить к железнодорожной станции на Иртыше — за  более чем триста километров. Но  реализовать это на практике оказалось, крайне сложно. Автотранспорта  тогда  не  было  в   Казахстане. Пришлось привлекать жителей из окрестных сел и аулов, организовывать обозы из десятков подвод, запряженных лошадьми, верблюдами, волами.  Блазнавац помог в  организации перевозки семиз-бугинского корунда. Блазнавац добывал серебро в Чехии, разведывал золото, вольфрам и олово, обладал глубокими знаниями геологии. Об этом удивительном человеке Н.И.Наковник рассказал в очерке «Следы Узун-Мурта». Автор  отмечал его высокую честность, простоту и прямоту,  большой  авторитет. Блазнавац сильно тосковал по Сербию, просил выдать визу на возвраще­ние на Роди­ну. Он говорил, что прежде чем ему дадут визу, хочет сделать пода­рок стране, которая дала ему приют, и что за этот подарок ему, опытному      геологу,      не   будет     стыдно. Но что это за подарок, ни­кто не знал. Так и скончался он в Казахстане, вдали от родных розовых долин Верхней Моравы, не дождавшись визы. А Наковник, производя геологическую съемку на обширной территории между Каркаралинском и Балхашом, не раз при открытии новых месторождений встречал следы пребывания «Узун-Мурта». Так было и при  открытии месторождения вольфрама в урочище Акчатау. Его открыл в 1936 году один из помощников Наковника А.С.Осипов.  А тогда,  на одной из сопок Н.И.Наковник сел на  небольшой копок  из камней.  А когда он снял верхний камень, то обнаружил пустой флакон. Этот флакон с моравскими духами он видел у Блазнаваца. Во флаконе была выцветшая записка с вензелем покойного серба. Выходит,  он первым открыл это месторождение. И этот подарок он хотел преподнести России, но не успел. Наковник мог бы выбросить  эту  записку  и навсегда забыть об этом,  заявить своих помощников и себя первооткрывателями  месторождения вольфрама. Но он поступил, как полагается поступать истинному геологу. Он не скрыл записку, признал серба Блазнаваца первооткрывателем этого крупного, крайне необходимого стране месторождения открытия. Вот так честно и благородно всю жизнь жил и творил Николай Иванович Наковник, первооткрыватель подземных  сокровищ Центрального Казахстана.

Сегодня на геологической карте Центрального Казахстана имеется немало значков вольфрамовых месторождений. Республика Казахстан   по запасам вольфрамовой руды занимает одно из ведущих мест в мире.

Медь Балхаша и Саяка, корунд Семиз-Бугу, вольфрам Восточного Коунрада и Акчатау  - таков весомый вклад геолога Н.И.Наковника в развитие производительных сил Казахстана..

Наряду  с поисками по­лезных ископаемых Н. И. На­ковник вел большую научно-исследовательскую работу. Им опубли­ковано свыше семидесяти работ, главным образом по минерало­гии, петрографии, кристалло­оптике, полезным ископаемым и пр. Основными из них являются — «Вторич­ные кварциты Казахстана и их по­лезные   ископаемые»,  «Место­рождение Коунрад. Его горные породы и минералы», «О корундовых месторождениях Шешень-Кора и Семиз-Бугы в Центральном Казахстане». В 1966 году он издал книгу очерков – воспоминаний о его многолетней геологической деятельности в Центральном Казахстане. Эта книга стала еще одним ярким примером подвижнического служения Родине,  вдохновляющего отношения к делу.

В годы войны  Н.И.Наковник  разведывал колчеданные месторождения Урала, изучал геологию, искал полезные ископаемые на Алтае и Салаире. В 1952—1953 гг. Н. И. Наковник возглавлял кафедру петрогра­фии Казахского университета. Затем  - профессор Белорусского государственного университета, старший научный сотрудник, консультант ВСЕГЕИ. Многие годы Н. И. Наковник трудился во ВСЕГЕИ, читал лекции студентам. Он внес большой вклад в создание минерально-сырьевой базы СССР и Казахстана.  За плодотворную деятельность Н.И.Наковник   был награжден орденом Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почета», медалями.

 
Интересная статья? Поделись ей с другими: