Влюбленный в казахские степи

"Акмола – будущая столица всей степи". Эти слова не из газетных статей двадцатилетней  давности о переносе столицы независимого Казахстана из Алма-Аты в Акмолинск. Эти слова написаны  более полутора веков ранее, а точнее 31 мая 1846 года Адольфом Янушкевичем – польским писателем, революционером, высланным царским правительством на поселение в Сибирь.

Адольф ЯнушкевичКто же был этот человек, столь пророчески определивший прекрасную будущность Акмолы, тогда еще крохотного поселка, затерявшегося в бескрайних  казахских степях.

Адольф Янушкевич родился в 1803 году в городе Несвиже бывшей Минской губернии в семье мелкопоместного дворянина. По окончанию Винницкой гимназии восемнадцатилетний юноша поступил в Виленский университет на филологический факультет. В студенческие годы Адольф Янушкевич активно участвовал в вольнолюбивых кружках молодежи. После  университета  вернулся домой, поселился в  Подолии, поступил на службы, был избран депутатом сейма. Молодой человек посещал салоны, сочинял стихи, танцевал легко мазурку, его ждала блестящая карьера. Для познания мира  он отправился в долгое путешествие по Европе, посетил Вену, Швейцарию, Германию, Францию, Италию. В Риме он встретился с прославленным польским поэтом Адамом Мицкевичем. Общительный, остроумный, свободолюбивый, высоко эрудированный поэт произвел на Адольфа Янушкевича большое впечатление. Дальнейшее путешествие по Италии они продолжили уже вместе. Впоследствии спустя три года Адам Мицкевич в своей широко известной драматической поэме "Дзяды" создаст вольнолюбивый образ Адольфа из Варшавского салона, прототипом которого был Адольф Янушкевич. В 1830 году Янушкевич через Париж и Брюссель вернулся в Варшаву. В Париже началась революция, была свергнута династия Бурбонов. "Вся Европа быстро розовела".

В Варшаве Адам Мицкевич встречается с Иоахимом Лелевелем, выдающимся польским историком, борцом за освобождение Польши, идеологом ноябрьского Варшавского восстания 1930 года.  По велению сердца  Адольф Янушкевич встал в ряды повстанцев, которые с оружием в руках встретили наступление царской армии. В одном из сражений он был тяжело ранен (семь ранений), потерял сознание и был пленен. Оправившегося от ран Адольфа отправили пешком в Вятку, а оттуда в Киев, где состоялся суд над плененными поляками. Приговором от 4 марта 1832 года Адольф Янушкевич был лишен дворянского звания с конфискацией имущества и сослан на поселение в Сибирь. Кончилась его счастливая молодость, остались в Польше любимые невеста, мать, родные, друзья. Началась иная ссыльная жизнь в чужих далеких краях. В 1833 году Янушкевич был поселен в Тобольск, но и здесь быстро попал  под подозрение и был отправлен еще дальше в сибирскую глушь, в деревню Желяково Ишимского уезда.  Но даже в этой глуши Адольф не падал духом, занимался хозяйством, самообразованием, переводил с английского, охотился, писал много писем на Родину, невесте, матери, друзьям. В 1835 году ему разрешили переехать в Ишим, где жила колония ссыльных поляков.  Здесь он подружился с поэтом Густавом Зелинским, которому  будет разрешено вернуться на родину, но переписка Адольфа с Густавом продолжится многие годы. Лишь в 1841 году Адольфу  Янушкевичу было разрешено переехать в Омск, где он  поступает на службу в окружной суд, а затем его переводят в канцелярию начальника Пограничного управления  "Сибирскими киргизами". Здесь ему представилась возможность в составе комиссий совершать поездки в казахские степи. Такие длительные поездки он совершает в летние месяцы в 1843, 1845 и 1846 годах. Уже после первой поездки он был влюблен в бескрайние казахские степи, его поэтическую душу увлекла романтика путешествий, кочевой жизни казахских племен.  В письме к матери он пишет: "Я  переезжал через высокие горы, одетые лесами и населенные медведями, маралами, лосями и оленями, вплавь перебирался через реки, не ведомые  никому в Европе, и за ними, впервые за двенадцать лет, услышал я милое пение соловья… Я видел киргизские племена, кочующие в составе тысячи и более юрт на протяжении 25– 30 верст, покрытых  косяками  коней, верблюдов, баранов и рогатого скота чудной красоты… Встречал  купеческие караваны, идущие из Ташкента и Коканда, стада сайг, диких коней, называемых куланами… Наконец, должен был  узкой степной дорогой лететь через пылающую степь. Разве все это не интересно! Разве не интереснее,  чем вид немецких полей, засаженных картофелем, или неаполитанских лаццарони, объедающихся макаронами?  Здесь я нигде не видел посевов,  не встречал  заборов, вокруг – бесконечный простор. Дышал полной грудью, как араб  в пустыне…"

Наиболее плодотворной для Адольфа Янушкевича была поездка 1846 года в составе экспедиции пограничного начальника генерала Вишневского, которая продолжалась более 5 месяцев с мая по октябрь месяцы. Путь экспедиции  пролег от Омска через Семипалатинск, Аягуз к отрогам Джунгарского хребта, озеру Ала-Коль, рекам  Лепсе и Каракол, далее поездки к озеру Балхаш, речке Токрау, и горам Куу, Каркаралы, Чингиз-Тау.

Немало горьких слов пришлось выслушать членам комиссии по переписи населения и скота казахов Средней Орды, в том числе и лично Адольфу Янушкевичу, о российских чиновниках, ранее посетивших степь. "Эти нарекания стали уже гласом всеобщим, отражаются в   народных песнях" – пишет в дневнике А. Янушкевич. – "Но и правда, что за чиновники тут бывали! Настоящие грабители, барантачи! Много дел проходило через мои руки,  я мог убедиться в том, что они  тут вытворяли!

Как мое сердце болело, когда я слушал рассказы о том, как проводились первые переписи, которые по-киргизски называются "сан", что также означает "кусок мяса". Почти каждый из этих проконсулов считал порученное ему дело только средством приобретения себе состояния. Прилетал, окруженный казаками, подвергал в страх все окрестности и не брезговал никакими способами вымогательства".

Потянулись дни кочевой жизни. Сердцу Адольфа Янушкевича  стала близка радость верховой езды. "Не могу себе объяснить, но всякий раз, когда мне случается мчаться по степи на хорошей лошади, я испытываю какую-то необъяснимую радость, приближающуюся, право же, к ощущению счастья, прихожу в прекрасное настроение, пою, сердце мое разгорается, растроганный, я вспоминаю всю мою семью, мечтаю, как во сне моей юности", - записал он в дневнике.

Адольф Янушкевич стремился лучше узнать жизнь кочевых родов. С этой целью он посещает аулы, заходит в юрты. "В каждой юрте я надеялся найти счастливых аркадских пастушков…  Увы! Редко в которой из юрт взор мой не встретил печальных  картин нищеты и болезней, изнуряющих бедное население. Почти во всех черных юртах (потому что богатые живут в белых) лихорадка, на детях оспа, короста, нарывы…   Сердце разрывается при виде стольких  мучеников, просящих о помощи". Можно ли им помочь? Адольф Янушкевич в дневнике пишет об этом. – Обязательно нужно, чтобы каждая волость имела фельдшера, гораздо более знающего и умеющего, чем только "пускать кровь" и "накладывать пластырь", обеспеченного аптекой и жильем на зиму. Оспа, лихорадка, горячка, непрестанно губящие народ, ширятся и развиваются сейчас без всякой помехи…"

Описывая сходки казахов, разборки их тяжб, взаимных претензий он отмечает высокое ораторское мастерство выступающих: "Каждую минуту выступали новые ораторы и некоторые из этих степных  демосфенов захватывали меня выразительностью и полной энергии речью. Старшина Токумбай и сам Бейсеке сгибались  бы под тяжестью лавров, если бы жили в древней Греции и Риме".

Большим достоинством писем и дневника А. Янушкевича является и то, что он создал яркие запоминающиеся образы казахских волостных, султанов, биев, батыров. Особенно ценны страницы и строки, посвященные бию Кунанбаю Ускенбаеву, отцу великого казахского поэта Абая. Бий Кунанбай сопровождал комиссию в поездках по степи и упоминается  А. Янушкевичем множество раз  "… бий Кунанбай. Это тоже большая знаменитость в степи. Сын простого киргиза, одаренный природой здравым рассудком, удивительной памятью и даром речи, дельный, заботливый о благе своих соплеменников, большой знаток  степного права и предписаний  алкорана, прекрасно знающий уставы, касающиеся киргизов, судья неподкупной  честности и примерный мусульманин, плебей Кунанбай стяжал себе славу пророка, к которому из самых  дальних аулов спешат за советом молодые и старые, бедные и богатые.

- Таков первоначальный образ Кунанбая, который привлек к себе  внимание А. Янушкевича.

"Облеченный доверием сильного рода  тобыкты, избранный на должность волостного управителя,  исполняет ее с редкостным умением и энергией, а каждое его приказание, каждое слово выполняется по кивку головой. Когда-то он был красивым мужчиной, нынче на его лице следы оспы,  несколько лет назад чуть не унесшей его в могилу, как Мирабо: во время вдохновенной речи он заставляет слушателей забыть о своем страшном обезображенном лице. Эти жестокие последствия страшной болезни всякий раз пробуждают в нем сладкие воспоминания о сочувствии земляков, которое может быть тебе "доказательства его заслуг и значения".

Как отличается образ Кунанбая в записках А. Янушкевича от   жестокого управителя  Кунанбая в романе Мухтара Ауэзова?

Более полумесяца Адольф Янушкевич провел на  каркаралинской земле и ее ближних и дальних окрестностях, на речке Талды, у озера Карасор, горах Куу. "Мы приблизились к Кувским горам, в которых Попов перетапливает своё олово, привозя  уголь из Баянаульского округа. Вид этих гор очень живописен: вершины издали кажутся руинами рыцарских замков. Проехал 40 верст, заночевали у джатаков.

В горах Каркаралы А. Янушкевич  поднимался на вершины гор, любовался прекрасными видами природы, отдыхал  в юрте за чашкой чая и кумыса, работал по  описи скота и переписи кочевого населения. Многие часы проводил в седле, совершая переезды до 40-80 верст  ежедневно.

Не мог не отметить А. Янушкевич в дневнике и встречу на берегу реки Тюндык с волостным Таттимбетом. Встреча была деловая, и Таттимбету было не до исполнения его музыкальных зарисовок, кюев.

В дневниках или путевых заметках Адольфа Янушкевича рассыпано масса этнографических, географических,  исторических сведений о казахских степях и народе в нем  проживающем, его кочевом быте. Он описывает  юрты, богатые и бедные, национальные одежды, способы лечения, пишет о дойке овец, о кумысе, даже рассуждает какой навоз лучше: тезек, джапа или кий.

Сегодня, когда вдоль дорог города, в витринах магазинов, всюду назойливо навязчиво рекламируют сигареты, как актуально звучит один из диалогов записанных Адольфом Янушкевичем, более полутора веков назад.

- Когда мы после ужина закурили сигары, один любопытный киргиз спросил у Виктора:

- Что ты куришь?

- Сигару.

- Что это такое "сигара"?

- Скрученный табак?

- А сколько она стоит?

- 5 копеек.

- А сколько ты в день выкуришь сигар?

- Бывает, пятнадцать.

- О глупец! Лучше бы ты эти деньги в карман спрятал.

Глядя на эти рекламы, так и хочется повторить эти слова мудрого аксакала.

Немало теплых душевных слов в дневнике  и письмах А. Янушкевича сказано о казахском  народе. В письме своему другу поэту Густаву Зелинскому в июне 1846 А. Янушкевич  прозорливо писал "… Народ, который одарен творцом такими способностями не может остаться чуждым цивилизации: дух ее проникнет когда-нибудь в киргизские пустыни, раздует здесь искорки света, и придет время, когда кочующий сегодня  номад займет почетное место среди народов…"

Осенью 1849 года А. Янушкевич ушел в отставку из Пограничного управления в чине коллежского регистратора. Из Омска А. Янушкевич переехал в Нижний Тагил (все же ближе к Родине), где работал библиотекарем на одном из Демидовских заводах. После смерти царя Николая А. Янушкевич был, наконец, реабилитирован. Летом 1856 года он вернулся домой. Это был уже пожилой, больной человек. За 25-летний период ссылки в Сибирь он "… перенес десяток  горячек, два воспаления легких и горла,  три зимы сплошного ревматизма, и все это от холода". Недолго он прожил в родном доме. В 1857 году его не стало. Но остались его дневники, многочисленные письма.

Они были все собраны друзьями  и родственниками и изданы в двухтомной книге "Жизнь Адольфа Янушкевича и его дневники и письма, написанные из казахских степей" в начале в Париже в 1861 году, а затем в 1875 году в Берлине. Благодаря писательскому таланту Адольфа Янушкевича современный читатель может живо представить реалистические картины кочевой жизни казахского народа в середине прошлого столетия.

Написаны они с большим чувством уважения и дружбы к казахскому народу. В степи за внимательное и дружеское отношение  к людям Адольфа Янушкевича не раз называли  тамыром. Поляк Адольф Янушкевич был подлинным тамыром казахского народа.

 
Интересная статья? Поделись ей с другими: