Из Красноярска Карелин вернулся в Семипалатинск, а летом вновь были продолжены  сборы растений, минералов, зоологических экспонатов. Объектами исследований были Алатау, Тарбагатай, Аягуз, Чарым, Балхаш и другие районы. Летом того же года произошло событие, оставившее глубокий след в последующей жизни Г.Г.Карелина. В мае семья Карелиных  переехала из Оренбурга в Подмосковье. Где было куплено небольшое поместье Трубицыно. Г.С.Карелин послал семье письмо, в котором сообщал, что собирается приехать, а «вперед посылает Ванечку» (И.П.Кирилова). Семья Карелина заждалась гостя. Но Кирилова все не было. Стали наводить справки по почтовому тракту. Послали нарочного по станциям и узнали ужасную весть – Иван Петрович Кирилов умер 11 сентября в заштатном городке Арзамасе  при весьма  странных обстоятельствах. Как сообщили очевидцы, Кирилов, остановившись в гостинице, неожиданно почувствовал острую боль в животе и вызвал доктора. Боль не утихала. Спустя два дня Кирилов скончался. Остался неграмотный слуга,  тунгуз Михаил, который только плакал и на вопросы, куда ехал барин, отвечал одной фразой: «К матери в Москву. В гостинице оказался  неизвестный художник, который сделал рисунок Кирилова в гробу. Художник не пожелал назвать своей фамилии. К тому же быстро исчез.

Велико было горе Карелина при этом известии. Дочь Софья Карелина записала в своем дневнике: «Отец, узнав о смерти Кирилова, был в настоящем отчаянии и горести, он бился об стены головой, занемог  и едва пережил Ванечку, впал в сильнейшую хандру и долго, долго не мог приняться ни за какое дело». Об Иване Петровиче Кирилове Карелин отзывался как о «преприлежнейшем, деятельном. Усердном и  толковейшем из всех студентов, каких он когда-либо знал на белом свете. В письмах он обращался к нему нежно и по отечески: «любезнейший сыночек и  дружочек», а Кирилов называл Карелина неизменно папулькой. Оба были страстно увлечены ботаникой, привязаны к их общему делу – исследованию флоры Центральной Азии. «…Я думаю, ты теперь утопаешь в ботанических сокровищах и с утра до вечера сидишь, обнявшись с флорою…», - писал Карелин своему младшему коллеге. Карелин действительно относился к новым видам растений, как к  сокровищам.

Сотрудничество Карелина с Кириловым было весьма плодотворным. Результаты экспедиции 1840-1841 годов по Восточному Казахстану, Алтаю, и Семиречью были опубликованы на французском языке в научном журнале «Московский бюллетень». Только в 1841 году на 257 страницах были описаны  950 видов флоры, из них два новых рода и 88 новых видов. В трех номерах  этого же журнала за 1842 год на 222 страницах  было перечислено 932 вида флоры, из них 132 новых видов, разнообразностей и родов.

Узнав о смерти своего друга и помощника, Г.С.Карелин пишет своему коллеге А.В.Рихтеру: «Теперь я в смертельном беспокойстве насчет бумаг и некоторых предметов, посланных с покойным Иваном Петровичем. С ним было  7 тетрадей, заключавших описание путешествия нашего в1840 году. Из предметов – несколько новых растений и, между прочим, новый род, который мы было назвали Pallasia Formosa, но я переменил и назвал его в честь покойного Kirilowia. Кустарник этот растет  в альпах Талка, неподалеку от китайского города Кульджи. В письме этом много непонятного. О каких бумагах и предметах беспокоился  Карелин? Нашел ли он эти бумаги и предметы?  Кроме того, он сообщал, что отныне не хочет иметь с Московским обществом исследователей природы. никаких отношений. Почему он решил порвать с собществом? Дать ответы на эти вопросы, увы, нелегко.

Вначале о предметах. Это самый сложный вопрос, на который нельзя дать однозначного ответа. Можно лишь строить гипотезы. Писатель Сергей Марков в замечательной книге «Идущие к вершинам» утверждает, что «на каменных россыпях Алтын-Эмелья Карелин нашел пудовый  самородок золота». Можно, конечно, предположить, что среди исчезнувших предметов были крупные самородки золота. О золоте Г.С.Карелин писал в ноябре 1841 года в рапорте министру финансов Е.Ф.Канкрину: «На китайских Алтын-Эмельских золотых промыслах попадаются нередко большие самородки. В 1839 году добыт из песков самородок серебристого золота весом в 24 китайских джин – 35 с половиной фунтов. Пески промывают вольные промышленники из китайцев, платя пошлину правительству. Положение Алтын-Эмелья, В.С. (Ваше сиятельство – В.Н.) усмотреть изволите из составленной мною карте к путешествию по Зюнгории».

Несколько ранее, в феврале 1841 года Г.С.Карелин в рапорте тому же Е.Ф.Канкрину сообщил: «Тарбагатай заслуживает просвещенного внимания Вашего Величества, особенно в отношении рудоносности. Множество речек, с него свергающихся, являют несомненные признаки присутствия золотых россыпей. На восточной его оконечности, неподалеку от Чугучака, китайцы промывают золото». На Тарбагатае экспедиция Г.С.Карелина была в сентябре 1840 года. Был ли Карелин на названном месторождении? Из его письма от 4 октября 1840 года мы узнаем, что на восточной стороне Тарбагатая был студент Кирилов и, не дойдя 10 верст до китайского города Чугучака, возвратился, обозрев часть южного берега Нор-Зайсана».

Сохранилось краткое описание местонахождения экспедиции Карелина в 1840 году: «Август. Тарбагатай, р. Тебеске, р. Нор-Зайсан. Пески Нор-Зайсан, Бархот-Мыс, р. Сорга, впад. с юга в Нор-Зайсан, Талды, недалеко от Чугучака (экспедиция Кирилова)». А еще записи , сделанные в сентябре: «Р.Карбуга (Кокбекты-Тарбагатай, Тарбагатай, р.Тебеске, р.Джигарма-Караул, р.Хадар, Р.Чорга, Узунбулак». Исходя из перечня названных мест, мы видим, что вначале на р.Талды был Кирилин, а в сентябре там побывала вся экспедиция. Значит, что-то привлекло экспедицию к этим местам. Не здесь ли были найдены золотоносные россыпи? Сергей Марков утверждает: «Отчет (имеются в виду дневники Карелина 1840 года – В.Н.) исчез в час смерти его верного спутника в арзамасских нумерах». По версии С.Маркова причиной пропажи дневников Карелина является золото. Предполагается, что в пропавших дневниках 1840 года было описание местонахождения золотоносных россыпей. Как бы в подтверждение этой версии можно добавить, что в личной минералогической коллекции Карелина было 180 кусков кварца, содержащих крупицы золота.

Но разве достаточно вышеназванных фактов, чтобы окончательно утвердиться в этой версии? Если бы Карелин и члены его экспедиции  1840 года нашли богатые месторождения золота с крупными самородками, вне всякого сомнения, это не осталось бы скрытым и Карелин неизбежно бы вернулся туда в последующие годы, предприняв меры, чтобы застолбить его, подал бы заявку на открытие месторождения, организовал бы поисковую партию для разведки и добычи золота. Ничего этого не случилось, и потому к загадочному «пудовому самородку» нужно относиться как к домыслу писателя Сергея Маркова, чтобы  привнести  элементы романтики и приключений в жизнь Григория Карелина. Но в жизни путешественника Карелина и без того было достаточно и романтики и приключений.

Что же касается бумаг, за которые Карелин был «в смертельном беспокойстве», то ответ напрашивается следующий. Для финансирования экспедиций, которые требовали немалых затрат, Г. Карелин служил в министерстве финансов России в должности чиновника особых поручений. Наряду с выполнением основной задачи экспедиций по сбору произведений природы Карелин должен был периодически сообщать в рапортах министру финансов о пройденных маршрутах, давать оценку природным богатствам. Возможно, Кирилову и был передан очередной отчет Карелина.

Министром финансов в те годы был Егор Франсович Канкрин, весьма прогрессивный экономист и финансист, незаурядная личность. Прослужив в должности министра финансов более двадцати лет, он был единственным, кто мог сказать царю Николаю Павловичу – нет! Император Николай вспоминал: «Бывало придет ко мне Канкрин в туфлях (тот страдал ревматизмом – В.Н.), греет у камина спину и на всякое мое  слово говорит: нельзя, Ваше Высочество, никак нельзя…».Император позволял ему это, зная его богатый опыт, высокую компетентность и исключительную честность. Еще в 1818 году Е.Ф.Канкрин подал императору деловую записку о необходимости освобождения крепостных крестьян. Канкрин придерживался принципа: «Беден крестьянин, бедно и государство. Бедно государство, беден и король». Он был врагом новых налогов и займов, обременительных для народа. При нем Россия значительно улучшила свое финансовое положение, укрепила курс рубля на европейских денежных рынках.Для достижения этого Е.Ф.Канкрин умело  использовал финансовую, пошлинную и налоговую политику. О Канкрине в мемуарной литературе сохранилась такая байка. Как то Канкрину в светской беседе похвалили одного господина, сказав, что тот  мог бы стать хорошим министром финансов. «Да, - ответил Канкрин, - он человек умный. Только, чтобы быть действительно  хорошим министром финансов, ему недостает поэзии».

Канкрин оставил после себя немало добрых дел: им был учрежден технологический  институт, преобразованы горный и лесной институты, он впервые в России учредил промышленные выставки. Е.Ф.Канкрин заметил Карелина еще в период его каспийских экспедиций, в которых молодой  человек проявил блестящие организаторские способности, волю и трудолюбие, обширные познания  технических и естественных наук, и даже, как дипломат. Карелину тогда удалось то, что не удавалось его более опытным предшественникам.

Канкрину нужны были честные, энергичные люди, чтобы из первых рук получать правдивую информацию о положении дел на дальних окраинах страны. И он привлек Г.С.Карелина в министерство финансов, в начале в чине коллежского советника, а с 1838 года – надворного советника. Нам неизвестно, что писал Карелин Канкрину в своих рапортах в 1840 году, но в рапортах 1841 года чиновник особых  поручений сообщал о поездке вдоль китайской границы, об отношении китайцев к русским купцам, о торговле опиумом на границе с Китаем, которые  ведут ташкентцы, о состоянии семипалатинской торговли, ее недостатках и перспективах. О наличии золотых россыпей в Тарбагатае и других заслуживающих внимания фактах. «В апреле посетил Баян-Аульский и Каркаралинский округа, отличающиеся каменноугольною формациею и рудоносностью меди и серебристого и серебристого свинца. К сожалению, скрытые здесь сокровища остаются до времени мертвым капиталом. Край представляет богатства каменного угля на большом пространстве, но доселе все попытки г. Попова ограничивались розысканием этого горючего вещества, не глубже 8-9 аршин, отчего и результаты оставались неудовлетворительными». Такую непредвзятую оценку дал чиновник особых поручений Г.С.Карелин деятельности купца Степана Попова..

Весьма негативную оценку он дал губернскому управлению Заиртышским  краем. «Все заиртышские киргизы до самой реки Или вступили в подданство России, - писал Карелин 18 ноября 1841 года Канкрину, но, к несчастию, образование внешних киргизских округов, по ошибочному, хотя и благонамеренному предначертанию покойного  графа Сперанского, не удовлетворяют потребностям края». Весьма значительная часть киргизов «отложилась от России и ушла в кокандские  пределы», они предпочитают тамошнее управление «управлению Заиртышских окружных приказов, в которых вся власть сосредоточена в руках двух заседателей из мелких чиновников, весьма часто сомнительного достоинства».

«Сибирская, как и Оренбургская линия, - пишет он далее, - поддерживает торговлю с киргизами, но вместе с уходом недовольных ордынцев начались бедствия оставшихся, их беспрестанно разоряют уклонившиеся в Кокандию беглецы. Уменьшение скота и упадок меновой торговли становятся ощутимыми, а сверх того возрастают опасности и препятствия при следовании караванов в Коканд, Ташкент и Китай. Если благоугодно будет Вашему Сиятельству, то я представлю подробно и обстоятельно настоящее положение Заиртышского края».

Еще более резкая оценка положения в Заиртышском крае была дана Карелиным в письме министру внутренних дел графу А.Г.Строганову: «Заиртышский край находится в жалком состоянии упадка, как по торговой и промышленной частям, так и в других отношениях, особенно же касательно управления со стороны главного начальства. Невнимание, беззаботность и пристрастие странны до  изумления. Как Вам известно, все распоряжения делаются   посредством приказов, или, лучше сказать, русских заседателей. Между ними есть, хотя впрочем, меньшая часть, люди очень умные и способные, но, к несчастью, находятся они в состоянии какого – то загона. Поощрений нет, жалованья самые ничтожные, взыски беспрестанные, а средств никаких. Несчастливец, попавший в заседатели, если он человек с душой и исполненный  благонамеренности,  находится в непрестанном страхе быть отданным под суд за малейшую неосмотрительность, или лучше и прямее сказать, за несчастие не понравиться кому-либо из членов Главного управления или же окружающих князя Горчакова. А как средств им не дают, как я уже упомянул выше, то заседатели стараются как-нибудь поддержать текущие дела, чтобы при первой возможности подобру–поздорову переменить род службы. Генерал-губернатор за Иртыш не заглядывает. Наезжающих же чиновники редко жалуют для цели некорыстной…». Рапорт Г.С.Карелина был представлен графом Е.Ф.Канкриным Его Императорскому Величеству Государю Николаю Павловичу, который,  прочитав его, карандашом написал: «Очень любопытно, положение киргизской степи меня давно беспокоит, нужно потребовать от г. Карелина предлагаемой записки и потом обсудить все дело в комитете Министров».

Вслед за этим поступило предписание надворному советнику Карелину о доставлении подробной записки о нынешнем положении Киргизской степи и вообще Заиртышского края. Для лучшего исследования источников богатств и средств «как Заиртышского края, так и земель, лежащих на  Востоке по Китайской границе», Карелину был продлен срок его путешествий на один год.

Читатель, очевидно,  догадывается, что упомянутая записка была подготовлена и послана Г.С.Карелиным вместе с И.П.Кириловым. Об этом, в частности,  Г.С.Карелин  писал  своему знакомому из министерства финансов в ноябре 1842 года: «…Окончив требовавшуюся  от меня записку, вместе с рапортом к Его Величеству (графу Канкрину – В.Н.), отправил все это с другом и товарищем моего странствования Иваном Петровичем Кириловым, которого в бытность мою в Петербурге в 1838 году взял от отца совершенно на свои руки и содержание и, что называется, усыновил. Зная, что бумаги и большую часть моих писем распечатывают  по тракту в Сибири. Я поручил Ивану Петровичу отправить мои донесения из Оренбурга, куда он должен был заехать для получения и отвоза жене различных сумм и вещей, или же из самой Москвы. Но к  вечному для меня прискорбию узнал – и узнал поздно, что бесценный мой Кирилов скончался в Арзамасе и что городничий поручил какому-то квартальному опечатать и описать все бывшие с ним деньги, инструменты и пр. Теперь я в смертельном страхе: получено ли мое донесение? Если нет, то ради Бога, с первой же почтой пишите ко мне, чтобы я мог составить  новое из имеющихся у меня материалов.

Надобно Вам сказать, что я получил извещение от Арзамасского  городничего, который пишет. Что денег осталось 2752 рубля, но что вещи еще не описаны, между тем как с покойным Кириловым должна была быть гораздо большая сумма…» Далее Карелин пишет, что князь Горчаков, подозревая в чем-то его, не пустил в Семиреченский край, хотя за Лепсой живут киргизы, принявшие русское подданство. «Разрешение до Лепсы вышло только  к 1 июля…».

Весной 1843 года Г.С.Карелин получил от знакомого из министерства финансов ответ: «Вот Вам  любезнейший и почтеннейший Григорий Силыч официальный ответ на одну статью вашего письма от 25 ноября, сиречь на изъявленное Вами желание повидаться с семейством. Я Вам советую убираться поскорее из владений князя Горчакова, оставить Вас далее у него под рукою было бы то же, что предать Вас на неминуемое съедение. Он так восстал против Вас. Что мы не могли придумать для Вас ничего лучшего, как отозвать сюда и вырвать, таким образом, из его костей. В Москве живите, сколько хотите, никто Вам слова не скажет, а приедете сюда так что-нибудь опять навернется на Вас». И далее: «Записки, составленной Вами по Высочайшему повелению мы не получили доселе. Если она была между бумагами покойного Кирилова, то городничий, видя адрес, должен был бы отправить пакет сюда…».

Итак, записка Карелина о положении в Киргизской степи  оказалась бесследно утерянной в связи со странной смертью молодого и  здорового  студента-ботаника И.П.Кирилова. Одновременно, генерал-губернатор Западной Сибири Горчаков «восстал против Карелина». Между этими событиями  есть несомненная связь. Напрашивается вывод, что утерянная записка каким-то образом попала в руки Горчакова. Что же до смерти студента-ботаника, то было ли это случайное дорожное происшествие или она наступила вследствие злого умысла. Однозначного ответа на это не даст никто.

Как же развивались события дальше? Карелин тяжело переживал утрату своего помощника. Теперь с ним осталось  только двое – Г.А.Масленников, охотник и коллектор, и Григорий Караулов – препаратор, чучельник и повар в экспедиции. В 1843 году они совершили небольшое путешествие по рекам Бухтарме, Курчуму, а также по озеру Сарка-Коль, но география сбора растений была даже более  широкой, чем раньше. Здесь  были и Алтай, и Тарбагатай и Каркаралы.

Исследователь алтайской флоры С.Щеглеев в 1854 году в автореферате (тогда он назывался рассуждением – В.Н.) на получение в Московском университете степени магистра ботаники  отмечал, что Г.С.Карелин,  «увлеченный страстной любовью к науке, оставался  для исследования  тех же стран на свой собственный счет  в продолжении 1842 – 1844 годов», причем, «приобретенные им в это время ботанические собрания превосходят по обширности и разноообразию  прежний сбор и заключают много нового». Необходимо добавить, что совершая отныне все  сборы и экспедиции  исключительно за свой счет, Карелин влезал в долги, и это  усугубило его материальное положение.